Такова точка зрения Выготского и его школы на природу психической деятельности человека. Что касается ее структурной специфики, то она определяется в первую очередь тем фактом, что в деятельности с самого начала имеется осознаваемая цель. Деятельность планируется и организуется, сознательно или бессознательно, как раз таким образом, чтобы оптимальными средствами, с минимальной затратой времени и энергии достигнуть этой цели8. Помимо цели, акт деятельности характеризуется определенным мотивом: одна и та же (внешне) деятельность может осуществляться благодаря разным мотивам, в силу разных потребностей. Достижение цели есть удовлетворение потребности; с достижением цели акт деятельности завершается. 

Подчеркнем еще раз одно из сказанного выше: присвоение индивидом общественных ценностей происходит в ходе деятельности. Ребенок начинает использовать ложку в присущей ей функции отнюдь не в силу того, что у него есть абстрактное знание о ложке; просто он сталкивается с необходимостью самостоятельно есть кашу, а мы подсовываем ему адекватное средство для этого и подсказываем необходимый минимум операций с этим средством (недаром любой ребенок на любом языке, забыв название ложки, скажет: «чем едят кашу» или что-нибудь в этом роде). 

То же верно относительно знаков языка. Эта сторона вопроса была основательно изучена еще самим Л. С. Выготским и неоднократно затрагивалась позже9. Используя знаки языка в той мере, в какой это ему доступно на каждом данном этапе развития, ребенок постепенно овладевает адекватными этим знакам правилами их употребления. Сначала совпадение этих знаков со знаками, употребляемыми взрослым, исчерпывается тождеством предметной отнесенности, а способ отнесения и характер взаимосвязи знаков друг с другом оказывается различным. Употребление знаков оказывает обратное влияние на психофизиологическую организацию языковой способности10, так что открывается возможность для более сложных форм деятельности, и так далее; в конечном счете не только предметная отнесенность, но и способ отнесения, вообще правила употребления данного знака уподобляются правилам, общепринятым в данном обществе, данном языковом коллективе. 

стр 144

стр 139|оглавление|стр 141|стр 142|стр 143|стр 144|стр 145|стр 146|стр 147|стр 148|стр 149|стр 150|стр 151|стр 152|стр 153

трудовая, и теоретическая, мыслительная, деятельность опосредована общественно выработанными и хранящимися в «коллективной памяти» общества вспомогательными средствами. В практической деятельности — это орудия, в теоретической — знаки, в том числе знаки языка. 

Включаясь в деятельность человека, орудия и знаки не механически «приплюсовываются» к ней. Они изменяют саму структуру деятельности, ибо заставляют человека формировать в своей психике новые, более сложные связи, обеспечивающие новые, высшие формы поведения. Таким образом, психика человека при включении в деятельность орудий и знаков приобретает новое качество, а не просто претерпевает количественное изменение. Язык и труд — вернее, труд и язык — до основания перестраивают психику человека, а не добавляют к ней что-то дополнительное. 

Общественно-исторический опыт человечества, его материальная и духовная культура — это выступающие в опредмеченной форме, в «форме бытия» человеческие способности, «сущностные силы» (Wesenskrafte) человека (К. Маркс). Каждый отдельный человек «присваивает» (aneignet) эти опредмеченные способности и свойства, органически сливая их с унаследованными им генетическим путем нейрофизиологическими предпосылками6. Духовное, психическое развитие индивидуума есть активный процесс присвоения общественно-исторического опыта в ходе практической и теоретической его деятельности; он не «открывает» для себя мир благодаря инсайту или аналогичным путем, а долго, мучительно и последовательно работает над формированием своей психики, возводя в ней этаж за этажом, строя и убирая леса и достигая, наконец, той высоты, с которой перед ним открываются безграничные горизонты человеческого знания и человеческого умения, теперь доступные и для него. 

А значит, присущий человечеству «драгоценный фонд мыслей» как раз и есть «часть или модус отдельной души»: более того, «душа», то есть индивидуальная психика, может существовать лишь за счет обращения к этому фонду. Впрочем, отношение здесь двустороннее — ведь и сам «фонд» имеет реальное бытие только в миллионах индивидуальных психик7.

 

стр 143

стр 139|оглавление|стр 141|стр 142|стр 143|стр 144|стр 145|стр 146|стр 147|стр 148|стр 149|стр 150|стр 151|стр 152|стр 153

2.1.Смысл как психологическое понятие 

Термин «смысл» употреблен в заглавии этой статьи не так, как он обычно употребляется в логике и философии со времен Готтлоба Фреге. Тем не менее заменить его на какой-либо иной не представляется возможным, так как в психологии — и, в частности, в советской психологической школе Л. С. Выготского — он столь же, или почти столь же, общепринят, как в логике. 

Для Фреге значение (Bedeutung) — это тот предмет, который обозначается «собственным именем» или «знаком», то есть денотат. Смысл же имени (Sinn) — эта та информация, которая выражена в имени и однозначно характеризует предмет или тот способ, каким имя обозначает предмет. Юмссический пример выражений с одним значением, но разными смыслами — утренняя звезда и вечерняя звезда. Кроме того, Фреге отличает от значения и смысла представление — внутренний образ предмета, «возникший из воспоминаний о чувственных впечатлениях, которые человек имел раньше. Представление субъективно: оно часто проникнуто эмоциями, ясность его отдельных частей различна и постоянно меняется; даже у одного и того же человека представления, связанные с одним и тем же смыслом, в различное время различны; представление одного не есть представление другого»1. Если представление субъективно, то смысл объективен, он «может быть общим достоянием многих людей и, следовательно, не есть часть или модус отдельной души; ибо трудно, пожалуй, усомниться в том, что человечество имеет драгоценный фонд мыслей, которые оно передает от одного поколения к другому»2. 

Современный вариант теории Фреге с наибольшей ясностью представлен в известной книге А. Черча3. Здесь нет понятия «представление», а смысл неформально определяется как то, что бывает усвоено, когда понято имя. К этому месту Черч делает специальную сноску, чтобы подчеркнуть, что понятие смысла отнюдь не имеет какого-то психологического оттенка. Эта сноска очень характерна: правоверный логик нашего времени более всего боится согрешить с психологией. (Чего, как видно из вышесказанного, совершенно не боялся Фреге.) Корни такой бояз- 

стр 141

стр 139|оглавление|стр 141|стр 142|стр 143|стр 144|стр 145|стр 146|стр 147|стр 148|стр 149|стр 150|стр 151|стр 152|стр 153

ни — в общей установке современной формальной логики на оперирование формами знания, а не формами мышления. Эту ее особенность можно лучше всего охарактеризовать сказанными восемьдесят лет назад словами великого русского лингвиста А. А. Потебни:«.. .она (логика) есть наука гипотетическая. Она говорит: если дана мысль, то отношения между ее элементами должны быть такие-то, а в противном случае мысль не логична. Но логика не говорит, каким путем мы дошли до данной мысли... Например, в суждении логика не рассматривает процесса оказывания, а со своей односторонней точки зрения оценивает результаты совершившегося процесса»4. 

Вернемся, однако, к Фреге и зададимся вопросом, по каким параметрам он противополагает друг другу смысл и представление. Ответ ясен. Представление есть категория субъективная, категория психологическая — потому что для Фреге оно индивидуально и лабильно; смысл есть категория объективно-логическая — потому что он «может быть общим достоянием многих людей». То же, что может быть «общим достоянием», тем самым не есть «часть или модус отдельной души». Одним словом, Фреге, как и его современные последователи типа Черча, исходит из предпосылки, что психологическое = индивидуальному = субъективному, а логическое = общему (социальному) = объективному. 

Позиция понятная, но уж никак не способная претендовать на единственность и обязательность. Достаточно найти такую психологическую концепцию, в которой приведенные равенства неверны, чтобы система категорий, выдвинутая Фреге, потребовала основательного пересмотра. 

Именно такова психологическая теория, развиваемая школой Л. С. Выготского5. Остановимся на некоторых ее моментах, существенных для психологической характеристики понятия смысла. 

Согласно этой теории, человек находится с окружающей действительностью не в отношениях приспособления, как животное, а в отношениях активного овладения, воздействия на действительность. Это становится для него возможным благодаря способности человека заранее предвидеть и сознательно планировать свои действия. А эта способность в свою очередь обусловлена тем, что всякая специфически человеческая, то есть практическая, 

стр 142

стр 139|оглавление|стр 141|стр 142|стр 143|стр 144|стр 145|стр 146|стр 147|стр 148|стр 149|стр 150|стр 151|стр 152|стр 153